Четыре унции кофе - Страница 56

Затем мне вспомнился Барт. В коротком эссе, названном «Гул языка»**, французский философ дает определение шуму как симптому неисправности (например, чихающий мотор) и гулу как свидетельству идеальной работы механизма. Говоря о гуле языка, он приводит эпизод из фильма Антониони о Китае, где на деревенской улице дети читают вслух каждый свою книгу. Смысл повествования нам неясен не только по незнанию китайского, но и оттого, что читающие заглушают друг друга. Но вместе с тем мы с поразительной ясностью чувствуем человеческое дыхание и музыку, сосредоточенность и усердие – некое целенаправленное действие единой машины, ее гул.

Почему я вспомнил об этом? Наверное, потому, что, когда-то разослав свои первые наивные письма с призывом создать Всемирную Лигу Премьер Событий (пожалуй, с тем же успехом можно было призывать крестоносцев вступить в Лигу Наций), я надеялся, что бизнес изобразит себя сам, конституирует себя без посторонней помощи, следуя исключительно своим внутренним законам, и мы все однажды услышим гул исправно работающей машины. Машины бизнеса. Увы. Жизнь оказалась жестче. Мне пришлось стать игроком, который с переломанными ногами, в доспехах, залитых кровью, все еще сжимает мяч и ползет на боку, ни на секунды не выпуская заветной цели последним глазом. Ответьте мне на один вопрос. Кому и на кой хрен нужен весь этот героизм? Почему все в этой жизни должно происходить через задницу?

На мысли о заднице дисплей моего мобильного, оставленного на ванном коврике, высветил имя «Майкл Хирш». Легок на помине. Я вытер пальцы о халат по соседству и нажал клавишу громкой связи. Джонаттан, сказал телефон, это Майкл Хирш. Его голос звучал странно, и я не понимал, почему. Простите, что так поздно. Раньше не мог. Я в госпитале – дорожная неприятность. Телефон вдребезги, жена принесла мне новый. Вот пытаюсь дозвониться. Что случилось, Майкл? – спросил я. Ерунда,ответил он, классический дринкдрайвинг. Двое пьяных уродов не вписались на повороте и со всей дури влетели мне в бочину на Бьюкенен роуд. Машина в хлам. Я вроде бы подлежу восстановлению. Пока лежу в гипсе с высоко поднятой головой. Врачи говорят – повезло. Мне очень жаль, Майкл, сказал я. Выздоравливайте. Спасибо, Джонаттан. Да, скажу я вам, нелегкая это задача – набирать номер карандашом в зубах. А голосового вызова там нет? – спросил я. Нет, не в этой модели, ответил он. Да бог с ним. Я слыхал, вас можно поздравить? То есть? – спросил я. Говорят, вы переродились в купели? Я догадался: это вы о джакузи у Бадра? Он захихикал: как вам Ноэль? Эта пышногрудая сибилла? Я сказал: хороша, слов нет. Но у нас ничего не было. Мой ответ рассмешил его еще больше: а у вас ничего и не могло быть. По крайней мере, с ней. Ноэль – не шлюха. Вот как? – удивился я. Она, скорее, весталка, ведунья или как там еще. Бади приводит к ней всех, с кем он собирается вести серьезный бизнес. У этой барышни есть врожденный талант: она чует деньги. То, что вы

оказались в джакузи, значит, что Юсуф после обеда дал вам зеленый свет. Но окончательное решение Бадра всегда зависит от того, придетесь ли вы по вкусу Ноэль. Звучит диковато, признался я. Правда? – удивился он. А вы думаете, ваш проект почти на двадцать миллионов без гарантий звучит намного лучше? Я промолчал. Привыкайте, мой друг, сказал он. У богатых свои причуды. Я понимаю, ответил я, допустим. И что? Ей понравилось, как я пахну? Вкус моего лосьона? Хирш снова рассмеялся. О, пахнете вы восхитительно! На девятнадцать миллионов долларов под пять процентов годовых. Час назад мне звонил Нассар. Вы в деле. На следующей неделе они перешлют проект договора.

Я спросил его о комиссии, но он ответил, что я могу об этом не волноваться. Он не первый год работает с фондом. Все его персональные интересы учтены. Что ж, подумал я, это многое объясняет. По крайней мере, теперь мне понятен его живой интерес к происходящему, который раньше я считал едва ли не состраданием и благотворительностью. Все стало на свои места. Я хотел было спросить его, как скоро будет доступен первый транш. Но тут на краю ванны появились две лапы, а вслед за ними возникла нахальная морда пресловутого енота и спросила: ну шо? Шо слышно? Я взял комок пены, положил ему на голову. Он чихнул и исчез. Мне представилось, как где-то в далеком Брукмонте в муниципальном госпитале лежит Хирш с карандашом в зубах и тыкает им в клавиши телефона, пытаясь дозвониться любовнице. Хотя у таких парней, всецело влюбленных в свое дело, подружки на стороне большая редкость. Нехватка времени. Рыцарь в гипсовых латах. Он все-таки пострадал. Хотя и не от рук контрагентов, идущих по моим следам. Странное дело: два плана словно наложились друг на друга. Известие о выделении денег и травмы, полученные Хиршем, выглядели как составные одной истории, так, словно бы Хирш был ранен, выбивая мне кредит. А ныне, в кольчуге из бинтов, просит больничный персонал развернуть его кровать немного влево, чтобы он мог смотреть подвешенный к потолку телевизор. Но его ждет сплошное разочарование. Финансовых каналов там нет. Он будет бесконечно долго давить на кнопки и не получит ничего аналитического, кроме программы новостей. Поэтому сдастся и заснет под какой-нибудь мыльный сериал. Вода в ванной почти остыла. Я лежал, свесив на ковер успевшую высохнуть руку. Вспомнив легендарный сюжет, отвел голову немного назад и повернул ее, повторяя позу на картине. Смерть Марата.

КЭРОЛ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ

После помпезного открытия ресторана TheHavens в Алдосте я планировал приехать в Оукхилл, штат Тенесси. Славный городок-сателлит Нэшвилла, в котором братья МакФьюри, Эдгар и Джоэл, собирались вдохнуть новую жизнь в павильон кегельбана. Кэрол сломала не один ноготь, пытаясь облагородить фасад этого коробочного монстра. Внутри дел было не меньше. Крыша держалась на огромных металлических трубах, забетонированных в пол, которые предстояло закрыть фальшивыми капителями. Для того, чтобы прикинуть расположение новых окон, нужен был технический паспорт, но у бывшего владельца такового не оказалось. Дали запрос в окружной архив. Стены и потолки планировалось обшить гипсокартоном. Часть зала нужно было отделить под кухню, кладовые и морозильную камеру. Провести дополнительную вентиляцию. Получить массу согласований и разрешений. Проект был заказан уже давно, но по неясным причинам подрядчики постоянно переносили сроки сдачи. Закончилось это тем, что братья разругались. Не знаю, кто и чью погремушку сломал, однако в дело оказались замешаны жены каждого, а это не сулило ничего доброго. Из того, что дошло до меня, Джоэл с самого начала хотел TheHavens в формате «дабл», а Эдгар считал, что нужно открыть сперва ресторан, а потом, если все пойдет удачно, со временем прирастить к нему и ночной клуб. У каждого были свои аргументы, так что я предпочел отмалчиваться в трубочку как лицо, так или иначе, заинтересованное. В марте состоялось большое примирение. Обе семьи раскурили трубку мира, а проще говоря, отобедали на задней дворе в доме старшего брата и, хорошенько выпив, пустили по кругу знатный косяк. Жены обнялись и поцеловались. Но уверен, это скорее было похоже на приветствие боксеров перед поединком. Чтобы там ни говорили мужчины, каждая из дам, сближаясь, продолжала качать маятник в уме и замечала открытые места соперницы, чтобы при случае разить наповал. Я понимал это, перестав всерьез воспринимать миллион дополнений и изменений, которые посыпались с тех пор, как переоборудование все-таки сдвинулось с мертвой точки. Будущих франчайзи полезно навещать время от времени. Это создает впечатление постоянной вовлеченности и воспитывает командный дух. Поскольку я находился неподалеку, перед возвращением в Иллинойс решено было встретиться с братьями, восхититься переменами и похвалить мудрое руководство. Я уже открыл сайт, намереваясь заказать авиабилеты. И вдруг позвонил Эдгар, попросив повременить. Он сказал, что, возможно, продаст свою долю за хорошие деньги одному инвестору. Поэтому есть смысл немного подождать, пока ситуация прояснится. Ведь может статься, в скором времени разговаривать мне придется с Джоэлом и новым владельцем. А что говорит Джоэл? – спросил я. Эдгар помолчал, потом выдавил неохотно: ничего не говорит. Просто… мы снова не разговариваем. Ладно, согласился, я, решайте, ребята. Держимся на связи. А когда он повесил тр