Четыре унции кофе - Страница 63


К оглавлению

63

Я сидел как человек, только что рухнувший с дерева на задницу. Виски пульсировали в приступе жуткой мигрени. На аппарате замигала лампочка с именем Карл. Я нажал кнопку. Джонаттан, сказал он. Я проверил нотариусов. Все данные подлинные. И имена, и номера лицензий. Могу перезвонить, есть ли доверенности у них в реестрах. Спасибо, Карл. Не надо. Все ок. Меня хватило на то, чтобы выключить ноутбук. Я встал, на автопилоте вышел из офиса, не проронив ни звука, тупо глядя в пол. Машина осталась на парковке. Я стащил галстук и выбросил его в урну. Решил пройтись. Благо, до дома было недалеко. Просто брел, не глядя по сторонам, ни о чем не думая и не реагируя на звуки улицы. Как будто меня выжали и выбросили. У подъезда дома был припаркован белый грузовикUhaul. Фил, мой лэндлорд, разговаривал с кем-то из соседей. Мы поздоровались. Пополнение? – спросил я из учтивости. Нет, ответил он. Скорее, убыль. Миссис Талкот умерла позавчера. Вот, дети приехали за вещами. Дверь в подъезд была открыта настежь и прихвачена скотчем к перилам. С улицы был виден просвет в квартиру, из которой вышел бородатый мужик с пирсингом, густо покрытый татуировками. В каждой руке он нес по стулу. Поставил в кузов и побрел обратно. Я смутно сообразил, что в этой квартире живет Либерта. Вошел в дом. Задержался напротив открытой двери и постучал. Внутри слышалась возня. Мне никто не ответил. Я переступил порог и сказал дежурное «хэлоу». Сделал еще несколько шагов. В комнате был жуткий беспорядок. За столом сидела женщина лет сорока с распущенными волосами. Она курила. Перед ней, вываленная из металлической коробки, в которой когда-то было датское печенье, лежала кипа бумаг. Большую часть из них она уже просмотрела и отложила в сторону. Вчитываясь в очередной листок, она попыталсь снять с языка волос или табачную крошку рукой, в которой дымилась сигарета. Нихрена, сказала она задумчиво, не отрываясь. По ходу, Хэнк, мамаша кинула нас через болт. Мда. Не знаю, был ли у нее вообще адвокат. Она затянулась, прищурилась и взглянула в мою сторону: тебе чего, бади? В дверях за ее спиной появился бородатый верзила с большой картонной коробкой. Я сосед, сказал я, пришел насчет собаки. Женщина выпустила струю дыма и повернула голову к окну: Хочешь забрать? За грязным стеклом балконной двери я заметил рыжее пятно. Собака лежала среди груды старого белья, свернувшись клубком. Либерта, позвал я. Она насторожилась, подняла голову, пытаясь разобраться, откуда идет звук. Птицы и прочие шумы с улицы сбивали ее с толку. Я приблизился и постучал пальцами по стеклу. Она тотчас вскочила, подошла в раскачку, весело виляя хвостом. Я улыбнулся. Сто баксов, буркнул толстяк. Я взглянул на него, затем на его подругу. Дама опять затянулась, глядя на меня сквозь прищур. Она молчала. Я нащупал в кармане бумажник, достал его и пересчитал купюры. Семьдесят пять, сказал я вслух. Могу выписать чек. Если подождете. Верзила прижал коробку к брюху, высвободив руку, и взял у меня деньги. Не надо, буркнул он. Забирай. Затем сунул наличку в карман засаленных джинсов и понес коробку на выход. Я открыл дверь. Оказавшись в комнате, Либерта стала на задние лапы, облокотившись на меня передними. Шерсть у нее свалялась. Сквозь табачный дым я ощутил запах псины. Но она самозабвенно махала хвостом. Я погладил ее. Перед тем, как выйти, я попросил дочь или кем там она приходилась покойной, просто опустить бумаги на собаку, все, что есть, любые, в мой почтовый ящик. Назвал ей номер квартиры. Угу, сказала она, вернувшись к своему поиску. Если найду.

На выходных я съездил в зоомагазин и купил лежанку, ошейник с поводком, пакеты для прогулок, мыло, средства по уходу, косточки, мячики, витамины и три вида корма. Вечером набрал полванны теплой воды. Я выкупал Либерту, вымыл собачьим шампунем и специальной щеткой. Освободил уши от колючек репейника. Вытер ее полотенцем. И расчесал. Свежая, сухая и душистая, выглядела она счастливой. Мы вместе смотрели футбол. Вместе поедали чипсы. Потом я наткнулся на свои старые запасы и нажрался в хлам. Я помнил, что мы оба сидели на полу, обнявшись. Я рассказывал ей за жизнь, и она со всем соглашалась. Потом я учил ее, как приготовить рагу с нежной телятиной и сладким перцем. Потом я еще что-то ей говорил и плакал, потому что ее большие грустные глаза выворачивали мое сердце наизнанку. Я обнимал ее. Я признавался ей в любви. Целовал ее мокрую морду. Она отворачивалась. Но отвечала мне взаимностью, судя по тому, что в понедельник утром мои щеки и нос все еще пахли собачьим кормом.


ГУЛ


Первое, что показывает камера после общего плана Карнеги Холл, – это барабанные палочки, лежащие на авале мембраны. Тишина. Затем тоже крупно – лицо дирижера. Его глаза закрыты. Он молитвенно сосредоточен. И снова палочки. С них все начнется. Ибо, открыв глаза, дирижер увидит лицо барабанщика и легким кивком головы запустит первый такт. Камера показывает эту микроскопическую работу деревянных наверший, почти неразличимых для зрителей в зале, в результате которой рождается завораживающий ритм:


там

тарата-там

тарата-там

там там

тарата-там

тарата-тарата-тарата

там


В 1928, через два года после смерти великого Клода Моне, написавшего водяные лилии, другой француз, тоже импрессионист, но от музыки, также уединившись в своем доме под названием «Бельведер» в деревнеМонфор-л’Амори, создает «Болеро». Ему пятьдесят три года. Его зовут Морис Равель.

Перед тем, как вступит флейта, представим, что нам, тем самым, непостижимым для простого смертного образом присутствия зрителя, в котором созданы «Нимфеи» Моне, видно, что происходит в один и тот же момент в ста городах мира. А происходит одно и тоже. Сервисные фургоны покидают свои гаражи. Рядом с водителем сидят поклейщики. Иногда их трое или даже четверо. Магнитолы играют что-то веселое. Маршрут заранее определен. Чтобы не попасть в пробки, многие выехали раньше обычного. Кто-то добирается на своей машине. Кто-то в кабине телескопической вышки – это там, где рекламные конструкции не имеют лестниц и удобных площадок для поклейки и сервиса. В Мадриде, Париже, Венеции, Боне, Берлине, Варшаве, Чикаго, Нью-Йорке – повсюду по городским дорогам и трассам мчатся команды монтажников. Не повезло только Осло и Копенгагену. У них с утра льет как из ведра. Клеить бумагу в такую погоду невозможно, поэтому они приступят позже, дня через два, когда скупое скандинавское солнце подсушит щиты. Уже на месте, припарковавшись рядом с высокой железной опорой (кто-то включил аварийку и выставил сигнальный треугольник по обе стороны от фургона), они выдвигают легкие алюминиевые лестницы или подают кабину с двумя рабочими наверх или же карабкаются по ступеням с матерчатым рюкзаком за спиной, в котором, как шутихи для фейерверка, аккуратно сложены рулоны бумаги. Каждый подписан, пронумерован. Наверх поднимают и подают ведра с клеем и валики на длинных черенках. Там, где поклейщиков несколько, они распределяют между собой квадраты и берутся за работу. И вот на большом полотне появляется черный прямоугольник с золотыми буквами WOR. Затем фрагмент человека, судя по всему, мужчины. Пока видны только фалды фрака и дорогие лакированные туфли. А еще, в правом углу, – оборки дамского платья. Работа спорится. На том конце щита уже целиком читается слово CLUB. Клей наносят валиком. Затем прикладывают бумагу по намеченным маякам и выравнивают ее специальным резиновым скребком. Через полчаса уже понятно, что речь идет о «Всемирном Королевском Дайнинг Клубе», и последнее слово под брендовой надписью – это INVITED– «приглашены». Но почему-то с вопросительным знаком в конце. Золотые буквы на черном фоне смотрятся волшебно. Теперь уже видно, что в левом углу рекламного панно – пара, мужчина и женщина. Он, как уже говорилось, во фраке, на ней вечернее платье. Второе слово перед INVITED– местоимение YOU. Никакого секрета для монтажников здесь нет. Они, конечно же, видели весь баннер целиком, вернее то, что на нем изображено. Его макет. Но для зевак, которые стали появляться внизу, почти повсюду, в каждом городе, перед каждым щитом, и кое-где начали собираться в неорганизованные группы, процесс поклейки новой рекламы превратился в занимательный ребус. Они следят за тем, как составляется гигантский пазл. Пытаются предугадать и спорят.

63